Яркий день в Челябинске. Часть 2 (Птица Фогель)

Яркий день в Челябинске. Часть 1 (Птица Фогель)
Яркий день в Челябинске. Часть 2 (Птица Фогель)

Презентация. Вступительные дифирамбы меня не вдохновляли, поэтому я обводила всё вокруг вялым  взглядом. Собралось много народу. Впереди сидели в основном пожилые люди, старательно и красиво разодетые, а некоторые даже при макияже. Видимо, это было ядро таких же пенсионерок, скучающих по интеллектуальным беседам, как моя соседка. Меня это не могло не удивлять, потому что я такое редко вижу в нашем городке.

Большая масса пожилых людей не проявляет интеллектуального голода, всё больше занимается цыплячьим помётом и культурно-интеллектуально не активна. Хотя, это может быть субъективное впечатление, а в действительности всё далеко не так.  В библиотеку на презентацию привели целый «отряд» ребят-подростков и усадили их на галёрке. Постоянно щёлкали вспышки фотоаппаратов.

По залу, как вездесущие мухи летом, перескакивали с позиции на позицию разнокалиберные фоторепортёры,  перепрыгивала между рядами и видео камера. Соседка справедливо заметила, что вечером мы станем участниками новостной ленты по телевизору. Мне это безразлично. Я молча включила диктофон и положила его на стол перед собой.

          В.С. Боже. Заедание  личностных проблем - психологический феномен. Поэтому я  недоверчиво отношусь к толстым людям, потому что вижу в их формах нелюбовь к себе, а значит, и невозможность любви к другим людям. И мне не важно, чем вызвана эта нелюбовь. Я хочу общаться с людьми, которые любят себя, значит, способны на любовь к другим, в частности, ко мне. Автор книги был не из тех, к которым я бы априори была расположена.

Постепенно слушая его и вникая в суть, я с удивлением обнаруживала, что мне интересно. Хотя это не мой круг интересов, но мне интересно. Он говорил о том, как родилась идея книги, с чего всё начиналось, как происходило накопление материала, что в этой книге выложен всего 21 очерк о 21 знаменитом человеке, посетившем когда-то Челябинск. Но есть ещё много материалов и потому есть и планы, что он года через 2 напишет и выпустит энциклопедию, включающую уже более тысячи очерков о знаменитых и не очень людях, лично, так или иначе соприкасающихся с Челябинском.  Что меня заинтересовало в этом этапе рассказа?

Это период времени от неоформленных хаотичных, пробных первых действий автора, где-то даже им не осознаваемых, до вполне оформленных и потому осознанных действий в итоге. Весь период сбора информации занял даже не 7 лет, о которых он сказал вначале, а гораздо больше. Я бы сказала, что «инфицировало» его вскоре после окончания ВУЗа и на период «продромы» ушла уйма лет (кажется, это с 90-х годов).

Потом наступило осознание «беременности» (обладатель бремени), длительное вынашивание и только, потом осознание необходимости «родов» (думаю, что это как раз те 7 лет, о которых говорил автор) и сами «роды» уже с замахом, с аппетитом на следующие роды – это энциклопедия. Именно такие примеры меня и вдохновляют на мои подвиги и мои задумки. Ведь я сама нахожусь на пути к чему-то своему. Потому я прижала уши и уже внимательно внимала.

         Три истории жизни. Владимир Боже рассказывал об описанных в книге лицах. Память выхватила трёх людей, освещённых рассказом автора книги. Может, их было и больше, но я запомнила трёх, к тому же, до конца презентацию мне не пришлось дослушать. Ведь я осталась на неё только на полчасика, чтобы «убить» время до отъезда домой.

         I. Итак, первый портрет - «уральский соловей» 100 летней давности, Надежда Васильевна Плевицкая 1884-1940, меццо сопрано, исполнительница русских народных песен, которой заслушивались в то время. Автор даже продемонстрировал её пение  «шлягером» тех лет, имеющимся в фонотеке библиотеки. Я была в шоке. Подкрепление/ иллюстрация впечатления рассказа  о конкретном человеке «живым» первоисточным словом – это классно.

Сам текст песни меня, конечно же, не втыкнул – сплошная любовная тоскливая лабуда – страдание молОдушки на тему: я ль не пригожа, я ль не хороша? Но этим «питались» 100 лет назад продвинутые люди Челябинска, цвет молодёжи. Не удивительно, что выросло несколько  поколений любовных страдальцев.          II.

Вторым было повествование о человеке, родившемся 22 апреля, в семье учителя, в городе Симбирске. Все, конечно же, думают о известном вожде пролетариата. Но это был рассказ об Александре Фёдоровиче Керенском – видном политическом и общественном деятеле начала 20 века с круто поворачивающейся судьбой. То он на пике славы и народной любви, то, он низвергнут с пика, и народ жаждет над ним расправы.

Такова народная «любовь». Интересно стало почитать. Ведь книга обещала не сухие факты из жизни этих людей, а достоверные живые материалы кусочка их жизни, связанного с Челябинском  в контексте их общей судьбы – вот что интересно.  Рассказ о человеке иллюстрировался звуком их голоса из фонотеки или голоса кого-то о них. Керенский сам «выступил» с речью к народу, когда объяснял, что произошло в Петрограде в феврале 1917 года. Это живо мне провело параллель с нынешними событиями на Украине и следующие за ними пояснения наших политиков, например, Путина. Ничего не меняется! Законы коммуникации едины на все времена!

         III. Б.Л. Пастернак. Но больше всех сразил меня рассказ о Борисе Пастернаке, наш известный писатель, поэт, лауреат нобелевской премии, столп русской поэзии. Как я поняла, он был крайне неустойчив в самооценке. Как выразился Боже – со своими комплексами. Мало кто знает, я уж точно не знала, что изначально он был музыкантом, и очень неплохим, талантливым.

Даже написал что-то, правда, в минорных рядах.  Но вскоре, он сравнил себя с кем-то из известных других музыкантов (кажется со Скрябиным) и понял для себя, что он не сможет добиться таких же высот на этом поприще, что он не так одарён, как другие и бросил музыку в пользу философии. Параллельно писал в стихотворной форме свои впечатления и думы. Начал писать.

Но после знакомства с Маяковским, он снова понял, что он на фоне Маяковского – никто и не зачем ему писать, когда есть такие гении, как Маяковский. Он часто мучил себя депрессивными состояниями, являющимися следствием неуверенности в себе. В один из таких депрессивных моментов, он решил, что он живёт на обочине жизни, что жизнь кипит где-то там, но не тут, где он, что он тухнет, и мысли у него тоже прокисают.

И он сделал попытку кинуться в гущу жизни – уехал в Челябинск на стройку века – на завод ЧТЗ (кажется). Но тут быстро понял, что не на какой он не на обочине, что стройка – это не такой  уж эпицентр жизни, и вернулся в Москву, где вскоре написал своего Доктора Живаго, используя образы Урала, и начал писать и писать.

Но отношение к нему властей после этого резко поменялось – было усмотрено в его произведении расхождение  взглядов с советской властью, и началась всеобщая травля поэта. Нам тоже дали послушать запись из фонотеки, но не с голосом Пастернака, а с голосом какого-то КГБиста, который во всеуслышание с какой-то трибуны клеймил Бориса Пастернака и сравнивал его со свиньёй, которой не место среди советских людей, что его надо выслать из страны и лишить гражданства.

Тогда это было модно, вещать, точнее, горланить в народ, «разоблачения» в каком-нибудь страшном деянии кого-то, чаще всего светлого и гениального, тем самым, поднимая себя, удовлетворяя свою значимость за чужой счёт (подстройка сверху). Вот именно этот факт меня и сразил. Ничего не меняется. Всё, как было, так есть, так и будет. Об этом же пишет Э. Фромм! («Человек для самого себя») Никто не может оценить мозг другого, сам его не имея.

Даже Макаревич пишет в своей песне «Самая тихая песня», что громче всех кричит тот, кому нечего сказать. И ведь этим горланам верили, принимали на веру всю клевету, что спадала с их уст, не удосуживаясь самим почитать поэму и разобраться, а правда ли всё это.

А почему? Потому что и оценивать то особо нечем, да и самому в опалу попасть можно – страх тоже останавливал. Тогда доносил брат на брата во имя спасения самого себя. Страшно. Пастернаку присудили нобелевскую премию, и это было поводом новой волны для опалы. И что бы ни сделал «опальный» человек, он всегда всё будет делать «не то». Пастернак отказался от нобелевской премии, но это тоже не помогло.

Даже после его смерти в 1960 году, его памятник на могиле продолжали осквернять аж до 2005 года. Сколько ненависти и злости у народа. Я бы сказала, что, сколько у людей не растраченной в благих намерениях (на них самих, на собственное развитие) энергии. Сами не могут направить свою энергию в продуктивное русло (не хватает тяму, ума) и мучаются от разрывающей их энергии, потому и цепляются за любой повод, что бы освободить себя от этих энергетических излишков.

И сейчас у нас наблюдается то же самое, только, может быть, не в таком масштабе, когда один изгой и целое государство его активно сживает со свету. Сейчас это, может, не так генерализовано, а раздроблено, с проявлением открытой ненависти друг к другу на местах, в служебных кабинетах и маленьких коллективах, даже в семьях. Но масштабы такой злобы впечатляют.

Ведь если раньше люди были заняты на производствах хлеба насущного с использованием физического труда, с применением  минимума машин, то энергия тратилась на работу, и некогда было проявлять злобу, да и сил на это не оставалось. Полагали, что машины высвободят энергию у людей и люди смогут направить её на своё умственное развитие и отдых.

Но так не случилось. Энергия гораздо охотнее направляется по пути наименьшего сопротивления – на агрессию. Так легче. Да и чувствуешь себя выше того, на кого направляешь свою агрессию. Чем больше объектов для агрессии у одного агрессивного человека, тем чувство его значимости для него выше. Зачем мучить себя и утруждать добыванием знаний, мозговыми работами, это ведь такой труд, да и путь длинный.

         Из библиотеки я выбежала без четверти четыре. А такси назначено на 16 часов, как и рейсовый автобус. Поэтому тут же отзвонилась водителю-таксисту-муждугороднику Юрию. Попросила меня дождаться, не уезжать без меня. Он спросил, где я и чертыхнулся, выражая дальность расстояния меня от его машины, хотя я этого не находила. Понятно, что он торопится – всем хочется побыстрей домой добраться. Но мы за рамки назначенного времени ещё не вышли, а я - его деньги, его доход - подождёт.

Но всё равно, я припустилась со всех ног. Бежать было трудно – слабость, которая была и от болезни, и от того, что я голодна порядка 9 часов ничего не ела. Прилично. Тем не менее, задыхаясь, я всё же, как могла, бежала. Машина стояла в обычном месте, и я без труда увидела её издалека.

Моё уже привычное место рядом с водителем было занято, и я с разбегу влетела в салон, где тоже было всё битком. Не народом, а товаром. Водитель набрал товаров на заказы и заставил им салон. Я плюхнулась на одно единственно возможное свободное место, где можно было сесть. Свободные места были, но к ним не подойти – всё завалено.

В салоне сидели и две молодые женщины, которые утром тоже ехали со мной в Челябинск. Они, как я поняла, ездили за одеждой для детей. В салоне стояли их битком набитые  большие китайские сумки. Упав на сиденье, я громко сказала: «Спасибо, что подождали!» На часах было 15:55. Я была рада, что за 10 минут добежала до автовокзала.

Водитель тут же поправил меня: «не мне спасибо, а пассажирам». Следом поправилась я: «Благодарю всех! Пассажиров в том числе». На эту мою реплику две «барахольщицы» женщины среагировали: «ну не рассчитаетесь теперь с нами, будете должны ». Я ответила: «сколько я вам должна, давайте сразу и произведём расчёт» В салоне повисла пауза. Женщины явно растерялись. Одна, видимо, начала думать, какой счёт мне можно выставить - на глазах нависли доллары (хотя не исключено, что мне это только так привиделось).

Другая начала предлагать мне исполнить песню в качестве расчета. Я сказала, что готова рассчитаться немедленно и в деньгах, раз я заставила их потерять время в ожидании меня. После этих моих слов, скорее всего звучащих категорично (знаю  свои косяки), как отрезала, все снова замолчали.

А водитель к этому времени съехал с нашей трассы, свернув на другой проспект, чтобы заехать куда-то по своим личным делам. Мы остановились и стали ждать водителя, который отсутствовал минут 10.

Я не стала терять время - спокойно раскрыла свой рюкзак, извлекая из него бутерброд, пол литровую бутылку воды и сувенирный пряник, что с жадностью и поглотила. После этого я уже в благостном расположении духа произнесла: «ну вот поела, теперь и жить можно». Растянула свои усталые ноги, воткнула в уши наушники и стала лениво созерцать в окошках природные ландшафты, ярко сменяющиеся на глазах погодные явления и просто отдыхать от такого длинного дня.

Птица Фогель